Создатель «Сердца пармы» и «Тобола» о сути империи, федерализме и трезвом взгляде на Родину. Часть 2

       

— В продолжение разговора об экранизациях. Картина «Сердце пармы» по вашему роману является самым кассовым отечественным фильмом, вышедшим в российский прокат в 2022 году (по данным Kinobusiness.com на 29 декабря, сборы составили более 930 миллионов рублей). Но между написанием книги и фильмом Антона Мегердичева прошло 22 года. Почему так долго?

— Первая продажа на экранизацию случилась в 2005 году, но в 2008-м грянул кризис. А права на экранизацию даются на ограниченный срок. В общем, и время истекло, и, наверное, денег у той компании не было. 10 лет назад я вновь продал права компании Star Media. 10 лет для такого высокобюджетного фильма — вполне обычный период производства.

— Насколько увеличилась продажа книг после фильма?

— Я не интересовался в процентном соотношении, но фильм, безусловно, толчок к продажам. Однако продажи и раньше были неплохими, так что фильм для меня не спасательный круг.

— Как вы думаете, почему фильм «Сердце пармы» стал кассовым? 

— Потому что все сделано правильно. Выбран хороший и зрелищный роман, амбициозный продюсер, хороший режиссер, талантливый сценарист, отличные актеры, да и денег не пожалели. Но я не вмешивался в процесс создания фильма. Мне некомфортно быть сценаристом. Знаете, сценарист в кинопроизводстве — самое жалкое существо. Пока он пишет сценарий, его все уважают, он всем нужен. Как только работа завершена, то все — гуляй и ужасайся, наблюдая, как твой сценарий выворачивают наизнанку. Мне такого не надо. Так что я свои романы в сценарии не переделываю. Иногда мне присылают сценарии по моим романам, просят высказать мнение, внести правки или дописать реплики. Я помогаю, но сам на такую работу не напрашиваюсь. Мне вообще неинтересно, как делается фильм. Я никогда не мечтал стать режиссером. И все мои дела с киношниками ведет мой продюсер Юлия Зайцева. Я предпочитаю оставаться писателем.

— Вас не смущает, что финал картины и книги разнятся? Если у вас главный герой, князь Михаил, умирает, то в кино он воссоединяется с семьей, хеппи-энд, в общем.

— Фильмы часто не совпадают с романами-первоисточниками. Если фильм сделан один в один с романом, получается что-то школярское. Экранизация — сложный процесс, это перевод из одной художественной системы в другую (с языка литературы на язык кинематографа), и такой перевод всегда сопряжен с определенными потерями, изменениями, дополнениями. К этому надо относиться с пониманием. И фильм нужно судить не по соответствию первоисточнику, а по самому фильму. Как говорил Пушкин, «судите произведение по законам, в нем самом содержащимся».

Есть экранизации, которые очень далеко ушли от первоисточника, но тем не менее являются великолепными, поскольку экранизировали суть романа. Например, фильм Тарковского «Сталкер». Он совершенно не похож на «Пикник на обочине» Стругацких, однако это великолепная экранизация. Тарковский экранизировал не сюжет, не героев и даже не атмосферу романа, а его философскую идею. Роман Стругацких о том, что в жизни человечества порой происходит чудо. Например, явление Христа, открытие Америки или изобретение интернета. И человечество превращает это чудо в огромную кучу дерьма. Но только в этой куче и имеет смысл искать спасение. Визит пришельцев и есть такое чудо. А человечество тотчас загадило зоны, куда приземлялись пришельцы: в этих зонах расплодилось воровство и прочий беспредел. Но только в этой зоне Сталкер и может искать «счастье для всех, даром, чтобы никто не ушел обиженным». И Тарковский снял фильм как раз об этом. Только для него чудо — не визит пришельцев, а культура. Если в фильме Тарковского слово «зона» замените словом «культура», то поймете, о чем фильм и о чем всю дорогу говорит Сталкер. И конечно, только в культуре можно искать спасение от мерзостей нашей жизни.

— Как вы тогда определяете, о чем роман и фильм «Сердце пармы»?

— Можно говорить в прикладном политическом смысле: о том, что наша страна — федерация, и для гражданского мира нужно соблюдать законы федеративности. Можно говорить в жанровом отношении: прежний исторический жанр уже стал архаичен, нужен новый художественный язык, которым следует рассказывать об истории (например, совмещая историю с фэнтези), но так, чтобы история не потеряла своей точности и сути.

А можно говорить и об идейном наполнении. «Сердце пармы» — фильм о столкновении христианства и язычества. В христианстве не существует концепции судьбы. Христианин обладает свободой воли, следовательно, сам выстраивает свою жизнь; для него нет рока или предопределенности, зато есть грех — неправильное решение. А для язычества судьба — ключевое понятие. Язычник взаимодействует со многими богами и зависит от них, он не имеет свободы воли, следовательно, подчиняется судьбе, зато избавлен от греха, так как не виноват в своих поступках. Но как быть князю Михаилу, главному герою? Он правит языческим княжеством, в котором люди не воспринимают злодеяние как грех. А князь должен защитить язычников от единоверцев. Что делать? Предать свою веру или предать свой народ? И князь находит идеальный выход, в котором совмещаются и судьба, и свобода воли: надо принять бой, зная, что будешь побежден. Однако такой бой можно принимать только во имя какой-то очень важной вещи. А что это за вещь? Для князя — его земля. Своя земля — больше, чем просто родина. Это место, которое формирует твою жизнь и нравственность, одаряя тебя любовью. Все эти размышления есть и в романе, и в фильме. И перемены в сюжете их не искажают.

«Федерализм — более справедливое и выгодное устройство государства»

— Есть мнение, что «Сердце пармы» — это дань уважения империи. 

— Империя здесь ни при чем. XV век в России — рано для империи. Новгород еще отбивается от Москвы, а о Сибири в Москве и не слыхали. Есть великий князь Иван III (а не царь Иван Грозный), и есть удельный князь Михаил Великопермский, который спокойно подчиняется сюзерену и принимает священнослужителей из столицы. Конфликт случается, говоря современным языком, при столкновении унитаризма с федерализмом, а не имперцев с сепаратистами. Разговоры об империи применительно к этому фильму — обычная спекуляция.

— Как думаете, если бы Москва не начала завоевывать княжества и ханства, поменялась бы судьба России? 

— Завоевания Москвы — процесс объективный, и не могло быть иначе. В то время все сильные соседи захватывали земли слабых, так что Москва все равно бы пришла. Ее мог остановить только более могущественный враг. Например, в XVI веке Бухарский эмират не удержал Сибирское ханство, и его захватил Ермак. А в XVII веке Китай отбил Амур, и защитники Албазина ничего не смогли поделать.

— Но князю Михаилу же удавалось сохранить мир с другими князьями, даже со своим врагом примирился, чтобы защитить свой народ.

— Князь Михаил на своей территории продемонстрировал преимущества федерализма. Но в целом для Руси того времени федерализм не годился. Однако это неважно. Мы живем не в XV веке. То, что происходило тогда, для нас не эталон, не ориентир. Ориентир — он в будущем, а не в прошлом. Конечно, мы можем возрождать империю, как в былые столетия, но этот формат сейчас политически нежизнеспособен и экономически неуспешен. Не идеалистическое размышление, а сама реальная практика показывает, что для общества федерализм — более справедливое и выгодное устройство государства. Но для правящей верхушки выгоднее, конечно, империя.

— Когда Россия может прийти к федерализму?

— Видимо, тогда, когда люди захотят сами за себя решать, как им жить, а не слушать указания из Москвы.

— Откуда у россиян такая вера в государя, а не в собственные силы?

— Так сложилось исторически. В тоталитарном государстве выгоду приносит близость к власти, а не твои способности. Способности для своего развития требуют свободы, а за свободу приходится платить. Например, трудом или борьбой. А за близость к власти ничем платить не надо. Зато в свободном обществе шанс на благополучие есть у каждого, а в тоталитарном — только у единиц. Однако нам этого шанса хватает, ведь каждый считает себя героем, достойным всех благ. Завышенное самомнение, как личное, так и национальное, всегда ведет к тоталитаризму.

— На подлинную свободу внутри страны Россия может рассчитывать при таком состоянии умов?

— Пока не признает себя равной другим странам, а не превосходящей всех, то не может. У нас ведь уже был опыт сдувания самомнения. Россия проиграла Крымскую войну — и вскоре рухнуло крепостное право. Наступила хотя бы относительная свобода. И Россия резко пошла вперед. К 1913 году она занимала пятое место в мире и готовилась перейти на четвертое.

Мне могут возразить, что на излете своего срока Советский Союз был на втором месте, а СССР не был свободной страной. Однако на втором месте мы были по военному потенциалу, а не по уровню жизни. И страна надорвалась — развалилась. Советский строй просто надоел своим гражданам, никто не захотел бороться за него.

продолжение следует

источник: БИЗНЕС Online